С минуту Клея смотрела на Джеймса не мигая — слова его не сразу дошли до ее сознания, затем она перевела взгляд на документ — и тут любовь и благодарность буквально захлестнули ее.
— Когда твой отец умер, — продолжал Джеймс тихим голосом, — твоя мать не переставала выплачивать страховые взносы. Когда тебе исполнится двадцать один год, ты можешь взять из банка всю причитающуюся тебе сумму.
— И это для меня? Папа сделал это для меня? — спросила она сбивчивым от волнения голосом;
— Ты же знаешь, какой у него был характер, доченька, — с теплотой в голосе сказала мать. — Твой отец был немного старомодным человеком и до мозга костей итальянцем! Он задумал эту страховку как приданое для тебя. Конечно, в наши дни никто о таких вещах не думает, но я решила выполнить его желание до конца.
Слезы слепили Клею, мешая ей видеть лицо матери, — доброе и печальное.
— Мама! — всхлипнула она, крепко сжимая маленькую руку, протянувшуюся ей навстречу. Они слишком добры! Она не заслуживает такого к себе отношения! Как ей теперь рассказать о своей истории?
— Я потому говорю тебе обо всем этом до твоего дня рождения, что мне нужна твоя подпись: я должна передать тебе этот банковский счет. — Ошеломленная Клея все еще не могла выговорить ни слова. Эми сжала ей руку и быстро сказала: — Джеймс и я здесь ни при чем… Это тебе подарок от отца, он очень любил тебя.
— Но как я смогу его отблагодарить? — зарыдала Клея по-детски, не стараясь сдерживаться.
— Ты поблагодаришь его в своем сердце, дочка, — ласково ответила Эми. — И он обязательно услышит тебя.
Джеймс стоял и смотрел на них: он немного завидовал этому человеку, который и после смерти смог вызвать столько любви в жене и дочери. Джеймс дал женщинам немного поплакать, а затем деликатно откашлялся и сказал с ласковой насмешкой: — Клея, ты даже не спросила о сумме вклада.
— Мне все равно, — ответила она, шмыгнув носом, а затем рассмеялась: — Так какая же это сумма? — спросила она, блестя глазами.
Он назвал цифру, которая лишила ее дара речи. Она не стала глубоко вникать в пространные рассуждения Джеймса о том, что некоторые страховые вклады очень умело используются в бизнесе и за долгие годы многократно увеличиваются. Она понимала только одно — отец любил ее, он хотел для нее только хорошего и позаботился о ее будущем. Но из-за своей глупости она не оправдала его любви — мысль эта тяжелым грузом легла ей на сердце. Она осквернила память отца, не смогла жить так, как он учил ее, его нравственные нормы оказались для нее недосягаемы. Она не заслужила такого царского подарка, но — и это было хуже всего — она не могла не радоваться этим деньгам, которые, она знала, очень пригодятся ей в будущем.
Эми с сияющими глазами повернулась к мужу, не совсем правильно истолковав выражение, промелькнувшее на бледном лице дочери.
— О, Джеймс! — вздохнула она. — Как можно считать Паоло мертвым, если он сидит сейчас передо мной и смотрит на меня глазами Клеи?
Джеймс верил в любовь Эми к нему, и поэтому этот ее эмоциональный всплеск он воспринял правильно. Клея вдвойне зауважала отчима, увидев, что от слов матери его взгляд сочувственно смягчился.
— Ну, мама, — шутливо упрекнула она мать, чтобы успокоить и ее и себя. — Ведь мы обе прекрасно знаем, чьи у меня глаза.
— Согласна — цвет, форма и размер мои, — сказала Эми, кивая головой. — Но выражение твоих глаз — отцовское.
— Я думаю, нам лучше перейти в другую комнату, — вмешался Джеймс с улыбкой, в которой сквозила печаль. — Иначе ваши слезы зальют наш великолепный стол в стиле эпохи королевы Анны.
Они вышли из столовой все вместе, Джеймс посреди двух красавиц — внешне и по характеру совершенно разных, но нерасторжимо связанных узами родственной любви.
Усевшись в роскошное цвета шампанского бархатное кресло. Клея притихла. Она прекрасно понимала, что чем больше оттягивала неприятный для нее разговор, тем труднее ей будет начать его. Джеймс хлопотал около Эми, устраивая ее поудобнее на кушетке. Затем он налил им легкого вина и сел рядом с женой, взяв ее за руку, как будто физический контакт с ней был непременным условием его хорошего самочувствия.
Клея вдруг почувствовала укол зависти. Какая Эми счастливая! У нее есть все, о чем ее дочь только могла бы мечтать, — любовь достойного, хорошего человека…
— А какая у тебя еще новость? — неожиданно спросила она, бесконечно оттягивая момент своего признания. — Ты ведь говорила, что у тебя две новости, разве нет? — К своему великому удивлению, Клея увидела, как краска смущения залила лица Эми и Джеймса.
Они переглянулись, как бы молчаливо советуясь друг с другом, — Клея смотрела на них с чувством неясной тревоги.
— Я не знаю, как ты к этому отнесешься, Клея, — сказала Эми, готовя к чему-то дочь. Клея напряженно выпрямилась в кресле. — Я… то есть, мы — Джеймс и я… — Бедная Эми никак не могла толком высказаться, краска все больше заливала ее щеки. — Так вот… у нас будет ребенок! — быстро выпалила она наконец. — Конечно, в моем возрасте это не совсем обычная вещь. Но… так уж случилось, и мы…
Оказалось, что, раз начав говорить, Эми уже не могла остановиться; и пока она неуверенно рассказывала о своих планах, Клея слушала ее с изумлением, отчаянно пытаясь отнестись к этому известию спокойно.
Она с ужасом почувствовала, что вот-вот истерически рассмеется. Голова у нее гудела, и она могла только сидеть и смотреть на Джеймса и Эми в полном недоумении. Она чувствовала, что кровь отлила от ее лица, она чувствовала также, что если сейчас же не поставит куда-нибудь рюмку, ее хрупкая ножка разломится у нее в руках.